— Нет, вы не ошиблись, — ответила Борковская бесстрастно. — По крайней мере, мне так кажется… Да что я говорю, ведь даже муж предъявлял мне претензии за неподобающее поведение в злачных местах. Значит, действительно все началось во времена семейной жизни.
— Из-за этого у вас с мужем возникали трения?
— Никаких трений нам тогда уже не требовалось. Наш брак распадался.
— Может, сплетни на ваш счёт ускорили этот распад?
Борковская поднялась. Не спрашивая согласия Бежана, она налила в две чашки кофе из пузатого термоса, вынула из бара полбутылки коньяку и две рюмки и снова села.
— Знаете… — задумчиво сказала она, глядя куда-то в пространство, — мне кажется, что эти сплетни скорее избавили моего мужа от укоров совести.
Бежан не стал протестовать против выпивки на службе. Ему показалось, что атмосфера слегка потеплела и он наконец-то услышит хоть слово правды.
— Я правильно понял, что это он был инициатором развода?
— Тут трудно сказать что-то определённое. Он был мною недоволен, и я это отлично видела. Меняться я не собиралась, поэтому нетрудно было отгадать, к какому исходу приведёт моё упрямство. Не ломайте голову, как бы подипломатичнее меня расспросить, я вам сама все скажу.
Мужу нужна была рабыня, которая боготворила бы его. Он быстро продвигался по служебной лестнице, немалого достиг, гордился собой и нуждался в жене, которая возвела бы его на пьедестал. Ему требуется обожание, вся жизнь семьи должна быть подчинена его потребностям, все должны угадывать его желания. А я, увы, была увлечена работой, передо мной тоже открывались определённые перспективы, которыми я хотела воспользоваться, и мне совершенно не хотелось выступать в роли рабыни. В глубине души он, наверное, отдавал себе отчёт, что требует слишком многого, если, конечно, вообще считал нужным об этом задумываться. Мне кажется, он себя чувствовал по-дурацки, потому что я вела себя вполне достойно. В конце концов, трудно осуждать человека за трудолюбие и увлечённость своим делом. А вот когда стало ясно, что я скатываюсь в помойную яму, он наконец-то почувствовал себя праведником, и у него просто камень с души свалился. И тогда он стал предельно вежлив со мной. Ну вы сами подумайте: ведь если бы я была ему дорога, он бы в жизни не поверил в эти дурацкие сплетни! Поэтому ясно, что мы и без них развелись бы, но с ссорами и взаимными претензиями, а так нам удалось их избежать. Вот вам наша история.
И Борковская в упор посмотрела на Бежана.
Тот был уверен, что в её словах есть второе дно, но никак не мог до него добраться. Он чувствовал себя полным дураком, и ему оставалось только отхлебнуть коньяку.
— К сожалению, я вынужден говорить в открытую, — сразу предупредил он, не скрывая смущения. — Вы сами понимаете… А дети?
— О чем вы?
— У вас двое детей. Суд оставил их с отцом. Это тоже случилось по вашему желанию?
Борковская была само спокойствие.
— Если учесть постоянную клевету, которую я легкомысленно не принимала во внимание, трудно удивляться такому решению. Я вижусь со своими детьми, они чувствуют себя вполне хорошо. Как видите, я не бьюсь головой об стенку. Может быть, я плохая мать?
— А ваш муж снова женился?
— Насколько мне известно, да. Его вторую жену я не знаю.
— Совсем не знаете?
— Почти. Опять же, одни только сплетни. А что могут сплетни сделать с человеком, можно судить на моем примере. По-моему, до свадьбы она работала в его фирме, возможно, она его почитала, как божество, отсюда и растущие требования моего мужа… Простите, я в это не вникала.
— После свадьбы она бросила работу?
— От детей я знаю, что бросила, ведёт домашнее хозяйство. Из чего я сделала выводы, что мой бывший муж получил, наконец, желаемое. Кроме всего прочего, полагаю, что вы можете гораздо больше узнать непосредственно у него. Хотя сомневаюсь, что вам это пригодится…
Бежан готов был положить голову на плаху, что эта железная женщина, не выдержав напряжения, только что едва не проговорилась, но тут же постаралась исправить положение. Интересно, как на самом деле обстоят дела с этим её мужем?
Ясное дело, пора побеседовать с ним, а ещё лучше — с его новой женой!
— Не буду отнимать у вас время, — подытожил он со вздохом. — Естественно, вы сами прекрасно понимаете, что волей-неволей, но мы вынуждены вас подозревать. У вас есть мотив. Нет, я-то знаю, что вы находились в Колобжеге, но с вашим знанием криминального мира у вас гораздо больше возможностей нанять убийцу, чем у обычного гражданина. Будь вы на моем месте, думали бы точно так же.
— Верно! — живо согласилась Борковская. — Но в то же время, как профессионал, я действовала бы иначе. Искренне вам признаюсь, что если бы я действительно решила укокошить ту бабу, то устроила бы ей несчастный случай. Я ведь не совсем потеряла голову! И гарантирую вам, что поводов для подозрений попросту не оставила бы.
Этот аргумент убедил Бежана до такой степени, что он почти совершенно поверил в невиновность Борковской. Действительно, настолько по-дурацки она не повела бы себя, а симуляция непроходимой глупости была совсем уж макиавеллиевской. Гораздо надёжнее был бы несчастный случай.
Кроме того, нанимая убийцу, следовало позаботиться о том, чтобы убийство выглядело как ограбление. Никаких выстрелов: нож, молоток или палка, выхватить сумочку, и неважно, сколько в ней денег. А сумочка была при жертве, словно намекая, что ограбление тут ни при чем.
На том Бежан попрощался с Борковской и поспешил на рандеву с Гурским — в бар, где-то посередине между их жилищами.
* * *
Гурский сильно опоздал, но примчался с огнём в очах.
— Чтоб мне сдохнуть, ну и катавасия! — начал он, не успев сесть. — Этот Капильский такое рассказывает — пальчики оближешь! Я своим ушам не верю: одно слово скажет — пять в уме.
Вторая жена у него с языка рвётся, а он её изо всех сил назад запихивает, через слово у него склероз с потерей памяти…
— Да передохни ты, — перебил Бежан. — Поставь где-нибудь точку и перестань ёрзать на стуле. И говори по порядку, с самого начала.
— Никаких тайн мадридского двора поначалу никто не устраивал, — начал Роберт сначала, уже куда спокойнее. — Млыняк сразу признался, что у него есть такой старинный приятель, нашёл его адрес и телефон. Я позвонил. Капильский был дома, очень удивился, но сказал, что я могу к нему зайти хоть сейчас. Я и зашёл. Точнее, домчал. За десять минут.
— И как тебя дорожная полиция не повязала…
— Не решились, наверное. К тому же я никого не задавил. На кассете у меня вся беседа записана, а сейчас перескажу главное, потому что общего трёпа было по горлышко. Капильский изворачивался что твой уж на сковородке.
— Короче, короче!
— Так вот, он работает… Можно я закажу себе жареной колбаски? Работает он в той же самой фирме, шведское что-то там, что и Борковский, наш разведённый муж. Этого Капильский не скрывал. Барбару Борковскую он вообще не знает, то есть сейчас не знает, потому что когда-то он её очень даже хорошо знал, в юности. С тех пор они ни разу не виделись, и он понятия не имел, что его шеф женат на его давней школьной подружке. Теперь-то он это знает, Агата Млыняк сказала. Капильский подтвердил, что с Агатой они случайно встретились на улице и отправились поболтать под пивко. До этого момента у него все выходило в рассказе гладко, а потом начались сплошные кочки да ухабы.
Официант принёс колбасу и пиво, и Гурский ненадолго прервался. Бежан терпеливо ждал.
— Я не очень-то представлял, как его спрашивать и о чем, — снова заговорил Роберт, — но решил начать с шефа. Капильский шефа очень хвалил, дескать, мужик что надо. Тут я заикнулся о романе шефа, и Капильский вдруг как воды в рот набрал, ничего не знает, никаких сплетен не слушает, бабское это дело, не для него. Да, действительно, год назад у них сменилась секретарша, потому что на предыдущей шеф женился.
Некая Уршуля Белка…
— Да ну! — заинтересовался Бежан. — У нас появилась Уршуля?
— Появиться она появилась, но черт её разберёт, та это Уршуля или не та. Я за неё уцепился, как репей за собачий хвост, а Капильский про неё ничего не знает — никаких вопросов с ней не решал, не разговаривал, ничего и никак.
В конце концов у него вырвалось, что с ней даже не поговоришь. Молчунья такая. Я попробовал выяснить, есть ли подружки у молчаливой Уршули, но откуда мужику знать про подружек? Однако женщины её вроде бы не больно любили.
А вообще Капильский на неё внимания не обращал. Я ему замечаю: он ведь не слепой и по фирме с закрытыми глазами не ходил, а он мне на это отвечает: мол, нет, конечно, но не видел, чтобы секретарше кто-нибудь наносил визиты, тем более что она в приёмной сидела, а не в коридоре, а в приёмную лишний раз зачем заходить. Словом, под конец Капильский заявил, что если кто-нибудь про Уршулю что и знает, так только Зеня из бухгалтерии. Фамилию Зени назвать не может, он мало общается с администрацией, потому что работает в химическом отделе. Вот и все конкретные сведения. Ни о какой Феле он сроду не слышал, кроме как в детской дразнилке про Фелю-пустомелю. Конец.
